Повелитель мух
Время действия не определено. В результате произошедшего где-то ядерного взрыва группа подростков, которых везли в эвакуацию, оказывается на необитаемом острове. Первыми на берегу моря встречаются Ральф и толстый мальчик в очках по прозвищу Хрюша. Найдя на дне моря большую раковину, они используют её как рог и созывают всех ребят. Сбегаются мальчишки от трёх лет до четырнадцати; последними строем приходят певчие церковного хора во главе с Джеком Меридью. Ральф предлагает выбрать «главного». Кроме него, на главенство претендует Джек, но голосование заканчивается в пользу Ральфа, который предлагает Джеку возглавить хористов, сделав их охотниками.
Небольшой отряд в составе Ральфа, Джека и Саймона, хрупкого, склонного к обморокам хориста, идёт в разведку, чтобы определить, действительно ли они попали на остров. Хрюшу, несмотря на его просьбы, с собой не берут.
Поднимаясь в гору, мальчики испытывают чувство единения и восторга. На обратном пути они замечают запутавшегося в лианах поросёнка. Джек уже заносит нож, но что-то останавливает его: он ещё не готов к убийству. Пока он медлит, свинье удаётся бежать, и мальчик испытывает стыд за свою нерешительность, давая себе клятву в следующий раз нанести смертельный удар.
Мальчики возвращаются в лагерь. Ральф собирает собрание и объясняет, что теперь им все придётся решать самим. Он предлагает установить правила, в частности, не говорить всем сразу, а давать высказаться тому, кто держит рог, — так они называют морскую раковину. Детей пока не пугает, что их, возможно, не скоро спасут, и они предвкушают весёлую жизнь на острове.
Вдруг малыши выталкивают вперёд щуплого мальчика лет шести с родимым пятном на пол-лица. Оказывается, тот ночью видел зверя — змея, который утром превратился в лиану. Дети высказывают предположение, что это был сон, кошмар, но мальчик твёрдо стоит на своём. Джек обещает обыскать остров и проверить, есть ли тут змеи; Ральф с досадой говорит, что никакого зверя нет.
Ральф убеждает ребят, что их, конечно, спасут, но для этого нужно развести на вершине горы большой костёр и поддерживать его, чтобы их могли увидеть с корабля.
Совместными усилиями они складывают костёр и поджигают его с помощью Хрюшиных очков. Поддержание огня берет на себя Джек со своими охотниками.
Вскоре выясняется, что никто не хочет серьёзно работать: строить шалаши продолжают лишь Саймон и Ральф; охотники, увлёкшись охотой, совершенно забыли про костёр. Из-за того, что костёр погас, ребят не заметили с проплывавшего мимо корабля. Это становится поводом для первой серьёзной ссоры между Ральфом и Джеком. Джек, как раз в этот момент убивший первую свинью, обижается, что его подвиг не оценили, хотя сознаёт справедливость упрёков Ральфа. От бессильной злобы он разбивает Хрюше очки, дразнит его. Ральфу с трудом удаётся восстановить порядок и утвердить своё главенство.
Для поддержания порядка Ральф собирает очередное собрание, теперь уже понимая, как важно уметь грамотно и последовательно излагать свои мысли. Он вновь напоминает о необходимости соблюдать установленные ими же самими правила. Но главное для Ральфа — изжить закравшийся в души малышей страх. Взявший слово Джек неожиданно произносит запретное слово «зверь». И напрасно Хрюша убеждает всех, что нет ни зверя, ни страха, «если только друг дружку не пугать», — малыши не хотят этому верить. Маленький Персиваль Уимз Медисон вносит дополнительную сумятицу, утверждая, что «зверь выходит из моря». И лишь Саймону открывается истина. «Может, это мы сами. » — говорит он.
На этом собрании Джек, чувствуя свою силу, отказывается подчиняться правилам и обещает выследить зверя. Мальчики делятся на два лагеря — тех, кто олицетворяет разум, закон и порядок (Хрюша, Ральф, Саймон), и тех, кто представляет слепую силу разрушения (Джек, Роджер и другие охотники).
Той же ночью дежурившие на горе у костра близнецы Эрик и Сэм прибегают в лагерь с известием, что видели зверя. Весь день мальчики обшаривают остров, и лишь вечером Ральф, Джек и Роджер отправляются на гору. Там в неверном свете луны они принимают за зверя повисший на стропах труп парашютиста со сбитого самолёта и в страхе бросаются бежать.
На новом собрании Джек открыто упрекает Ральфа в трусости, предлагая себя в качестве вождя. Не получив поддержки, он уходит в лес.
Постепенно Хрюша и Ральф начинают замечать, что в лагере остаётся все меньше ребят, и понимают, что те ушли к Джеку.
Мечтатель Саймон, облюбовавший в лесу полянку, где можно побыть одному, становится свидетелем охоты на свинью. В качестве жертвы «зверю» охотники насаживают свиную голову на кол — это и есть Повелитель мух: ведь голова сплошь облеплена мухами. Раз увидев, Саймон уже не может отвести взгляда от «этих издревле неотвратимо узнающих глаз», ибо на него смотрит сам дьявол. «Ты же знал. что я — часть тебя самого. Неотделимая часть», — говорит голова, словно намекая, что она и есть воплощённое зло, порождающее страх.
Чуть позже охотники во главе с Джеком совершают набег на лагерь, чтобы добыть огонь. Лица их вымазаны глиной: под личиной проще творить бесчинства. Захватив огонь, Джек приглашает всех присоединиться к его отряду, соблазняя охотничьей вольницей и едой.
Ральфу и Хрюше страшно хочется есть, и они с остальными ребятами идут к Джеку. Джек вновь призывает всех вступить в его воинство. Ему противостоит Ральф, который напоминает, что его избрали главным демократическим путём. Но своим напоминанием о цивилизованности Джек противопоставляет первобытный танец, сопровождаемый призывом: «Зверя бей! Глотку режь!» Неожиданно на площадке появляется Саймон, который был на горе и своими глазами убедился, что никакого зверя там нет. Он пытается рассказать о своём открытии, но в темноте его самого принимают за зверя и убивают в диком ритуальном танце.
«Племя» Джека располагается в «замке», на напоминающей крепость скале, где с помощью нехитрого рычага на противника можно сбрасывать камни. Ральф тем временем из последних сил пытается поддерживать костёр, единственную их надежду на спасение, но Джек, как-то ночью прокравшийся в лагерь, крадёт Хрюшины очки, с помощью которых ребята разводили огонь.
Ральф, Хрюша и близнецы отправляются к Джеку в надежде вернуть очки, но Джек встречает их враждебно. Тщетно Хрюша пытается убедить их, что «закон и чтоб нас спасли» лучше, чем «охотиться и погубить все». В завязавшейся драке близнецов берут в плен. Ральфа тяжело ранят, а Хрюшу убивают брошенным из крепости камнем. Разбит рог, последний оплот демократии. Торжествует инстинкт убийства, и вот Джека на посту вождя уже готов сменить Роджер, олицетворяющий тупую, звериную жестокость.
Ральфу удаётся скрыться. Он понимает, «что раскрашенные дикари ни перед чем не остановятся». Видя, что часовыми стали Эрик и Сэм, Ральф пытается переманить их на свою сторону, но они слишком напуганы. Они лишь сообщают ему, что на него готовится охота. Тогда он просит, чтобы они увели «охотников» подальше от его укрытия: он хочет спрятаться неподалёку от замка.
Однако страх оказывается сильнее понятий чести, и близнецы выдают его Джеку. Ральфа выкуривают из леса, не давая ему спрятаться. Как затравленный зверь мечется Ральф по острову и вдруг, выскочив на берег, натыкается на морского офицера. «Могли бы выглядеть и попристойнее», — упрекает тот ребят. Известие о гибели двух мальчиков поражает его. И представляя, как все начиналось, он говорит: «Все тогда чудно выглядело. Просто «Коралловый остров».
Что скажете о пересказе?
Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.
Источник
Повелитель мух (перевод В. Тельникова)
Роман
Глава 1. Трубный звук морской раковины
Белокурый мальчик спустился со скалы и направился к лагуне. Хотя он снял школьный свитер и нес его в руке, серая рубашка на нем взмокла от пота, а волосы прилипли ко лбу. На развороченной в джунглях полосе, которая длинной просекой пролегла почти до самого берега, было жарко, как в парной. Он с трудом пробирался среди лиан и сломанных стволов, когда вдруг какая-то птица — вспышка красного и желтого — метнулась вверх с колдовским криком, и тут же эхом откликнулся другой крик:
Заросли на краю просеки затряслись, и дробью осыпались дождевые капли.
— Подожди минутку. Я догоню.
Белокурый остановился и подтянул гольфы таким обыденным движением, что джунгли на мгновение показались не страшнее рощи в Англии.
— Тут лианы такие — двинуться не могу!
Кричавший выбрался из зарослей, пятясь задом, и по грязной кожаной куртке скребнули ветки. Шипы тянувшихся за ним лиан расцарапали его пухлые голые ноги. Он наклонился, извлек занозы и повернулся. Он был ниже белокурого и очень жирный. Глядя под ноги, он осторожно вышел вперед и тогда поглядел на белокурого через толстые стекла очков.
— А где тот человек с мегафоном?
Белокурый пожал плечами.
— Это остров. Во всяком случае, я так думаю. Вон там — риф, видишь? Взрослых здесь, наверное, нигде и нет.
На лице жирного проступил испуг.
— А пилот? Правда, он был не в пассажирском салоне, он был в кабине.
Белокурый, щурясь, приглядывался к рифу.
— Все остальные — дети, — продолжал жирный. — Наверное, кое-кто из них выбрался, да?
Небрежной походкой белокурый пошел дальше. Всем своим видом он старался показать, что ему решительно наплевать, есть кто рядом или нет, но жирный поспешил за ним.
— Неужели взрослых совсем нет?
Белокурый сказал это торжественно, но затем его обуял восторг. Прямо посреди просеки он встал на голову и ухмыльнулся жирному.
— Никаких тебе взрослых!
Жирный на секунду задумался.
Белокурый опустил ноги и сел на распаренную землю.
— Улетел, я думаю, когда сбросил нас. Приземлиться он не мог. На самолете с колесами здесь не сядешь.
— Он-то вернется обратно. Жирный покачал головой.
— Когда мы пошли вниз, я взглянул в окошко. Я увидел ту часть самолета. Оттуда пламя так и било. — Он окинул просеку взглядом. — А все это фюзеляж наделал.
Белокурый протянул руку и потрогал зазубренный пень.
— А что с ним стало? — спросил он. — Куда он делся?
— Буря сволокла его к морю. Вокруг деревья падали — ужас! А кое-кто, наверное, остался внутри. — Поколебавшись, он продолжил: — Как тебя зовут?
Жирный ждал, что и ему зададут тот же вопрос, но белокурый смутно улыбнулся, встал на ноги и зашагал к лагуне.
Жирный шел за ним по пятам.
— Вокруг, наверное, еще много наших. Ты никого не видел?
Белокурый покачал головой и пошел быстрее, но, зацепившись за сук, полетел на землю.
Жирный, тяжело дыша, остановился над ним.
— Моя тетушка не велела мне бегать — объяснил он. — У меня астма.
— Астма. Задыхаюсь я. Во всей школе у меня одного была астма, — сказал он не без гордости. — А очки я ношу с трех лет.
Он снял очки и протянул их Ральфу, мигая и улыбаясь, затем принялся протирать стекла о грязную куртку. Внезапно он изменился в лице. Размазывая по щекам пот, он стал торопливо прилаживать очки.
— Фрукты… — Он беспокойно завертел головой. — Это все от них. Я думаю… — Он нацепил очки, полез напролом через завалы сучьев и присел на корточки. — Я на минутку…
Ральф осторожно высвободился из лиан и, пригибаясь, стал красться среди ворохов листвы и сучьев. Не прошло и нескольких секунд, как за его спиной послышалось пыхтенье жирного, и Ральф поспешил к рядку деревьев, оставшихся между ним и лагуной.
Берег оперяли высокие пальмы. Отчетливые на ярком фоне, они стояли и прямо, и навалившись друг на друга, и откинувшись в стороны, и их зеленые веера были футах в ста от земли. Терраса, на которой высились пальмы, поросла грубой травой; повсюду пучился дерн, развороченный корнями упавших деревьев, валялись гнилые кокосовые орехи и торчали пальмовые побеги. Позади чернел лес и виднелся коридор просеки. Ральф стоял, взявшись за серый ствол, и щурил глаза на мерцавшую воду. Там, примерно в миле от берега, белые буруны наползали на коралловый риф, а за ним разливалась темная синева открытого моря. Внутри неровной коралловой дуги лагуна была спокойная, как горное озеро, синяя всех оттенков, сумеречно-зеленая, лиловая. Узкий пляж, чуть изогнутый, как лук, казался нескончаемым, потому что слева от Ральфа перспектива пальм, пляжа и воды сходилась где-то в неопределенной точке, и над всем этим стояла почти зримая жара.
Он спрыгнул с террасы. Черные ботинки утонули в песке, огнем обожгло солнце. Он ощутил тяжесть одежды и яростно стряхнул ботинки, затем двумя рывками сдернул гольфы. Вспрыгнув на террасу, он скинул рубашку и постоял среди похожих на черепа кокосовых орехов, в зеленой пестроте теней, скользивших по его коже. Он расстегнул «змейку» на ремне, стащил шорты вместе с трусами и выпрямился, глядя на воду и ослепительный пляж.
Он был довольно большой — ему шел тринадцатый год — и уже утратил детскую выпуклость животика; и, однако, еще не превратился в нескладного подростка. Судя по ширине и массивности плеч, со временем из него мог бы получиться боксер, но едва приметная кротость в глазах и линиях рта не предвещала в нем дьявола. Он легонько побарабанил пальцами по стволу пальмы; заставив себя, наконец, поверить, что остров ему не снится, он засмеялся от счастья и встал на голову. Ловко перевернувшись, он упал на колени и обеими руками пригреб к груди горку песка. Затем он откинулся назад и посмотрел на воду горящими глазами.
— Ральф… — Жирный слез с террасы и осторожно сел на ее край, как на скамейку. — Прости, что я так долго. Эти фрукты…
Он протирал очки и быстро прикладывал их к вздернутому носику. На переносице дужка выдавила розовую птичку. Он критически посмотрел на золотистое тело Ральфа, затем вниз, на свою одежду.
— Моя тетушка… — Он решительно рванул молнию и стащил куртку через голову. — Вот!
Ральф покосился и ничего не сказал.
— Я думаю, нужно узнать, кого как зовут, — сказал жирный, — и составить список. И собрание устроить.
Ральф не понял намека, и жирный был вынужден продолжать.
— Мне все равно, какое у меня будет прозвище, — сказал он доверительно. — Лишь бы не звали так, как в школе.
— А как тебя звали?
Жирный оглянулся, наклонился к Ральфу и шепнул:
Ральф взвизгнул от восторга. Он вскочил на ноги.
— Ральф, ну пожалуйста… — Хрюшка сцепил руки в ужасном предчувствии. — Я же тебе сказал… я не хочу…
Ральф закружился в горячем воздухе пляжа, развернулся, как истребитель с занесенными назад крыльями, и обстрелял Хрюшку из пулемета:
Он бросился на песок возле Хрюшкиных ног и лежал, корчась от хохота.
Хрюшка нехотя улыбнулся, польщенный даже и таким признанием.
— Ну ладно… только другим не говори…
Ральф хихикнул в песок. На лице Хрюшки опять появилась гримаса боли.
— Я на полсекундочки…
Хрюшка почти бегом кинулся к лесу. Ральф встал и рысцой пустился направо по берегу.
Здесь пляж резко прерывался: огромная платформа розового гранита, квадратные очертания которой были лейтмотивом ландшафта, решительно раздвинула лес, пролегла через террасу и песок и сползла в лагуну, как мол, выступая из воды на четыре фута. Верх платформы был покрыт тонким пластом земли с грубой травой и затенен молодыми пальмами. Чтобы вырасти в гигантов, им не хватало земли, и когда деревья достигали примерно двадцатифутовой высоты, они падали и засыхали, исчертив платформу узорами скрещенных стволов, на которых было бы очень удобно сидеть. Пальмы — те, что еще стояли, — образовали зеленую крышу, подсвеченную дрожащей путаницей бликов. Ральф вскарабкался на платформу. Почувствовав прохладу, он прикрыл один глаз и решил, что тени на его теле действительно зеленые. Он вышел на край, обращенный к морю, и посмотрел вниз. Вода была прозрачной до дна и яркой от тропических водорослей и кораллов. Взад-вперед носилась стайка блестящих рыбок. У Ральфа вырвался восторженный возглас:
Источник